- Доброе утро, Таня.
Я от подобной обстоятельности в секундный ступор впала, вслед этой парочке смотрела, после чего хмыкнула и пробормотала, уже для себя:
- Доброе утро.
Какие-то ужасы с утра творятся, право слово. Потом вспомнила, что мне следует поторопиться, если хочу успеть разбудить Емельянова вовремя. Он за вчерашний вечер раз пять мне повторил, что у него в десять важная встреча. А я утром вспомнила, что забыла купить молока, а Сашка ни одно своё утро без молока не начинал. Омлет, оладьи, хлопья с молоком - в свои вкусовых пристрастиях он напоминал мне четырнадцатилетнего подростка, видно, мама его, в своё время, недокормила. Кстати, интересно, какие у него родители? И где они? Размышляя о родителях любимого, я бодрым шагом направлялась к магазину, видела Вовку и его жену впереди, но старалась держать дистанцию, чтобы не поравняться с ними или, не дай бог, не обогнать. Олеся стала бы смотреть мне в спину и оценивать, а я этого терпеть не могу. Поэтому я держалась позади, а Вовка вдруг обернулся через плечо и на меня посмотрел. В первый раз я внимания не обратила, на второй нахмурилась, а на третий, когда заметила, что Олеся мужа нетерпеливо одёргивает, забеспокоилась. Невольно сбавила шаг, надеясь, что они удалятся на безопасное расстояние от меня.
- Здравствуй, Таня.
Я испуганно дёрнулась, увидела рядом с собой соседку по лестничной клетке, что догнала меня, а я того и не заметила, и приветливо улыбнулась.
- Доброе утро, тётя Нина.
- Давно тебя что-то не видно было. Опять уезжала?
- Да нет... Работы много.
- Ясно. А то Ира приезжала на днях, заходила ко мне, говорит: пропала ты.
Я деланно рассмеялась, удивляясь про себя, почему тётя Нина не торопится на работу. Я иду не спеша, и она под меня подстраивается.
- Да куда ж я пропасть-то могу?
- Я ей то же самое и сказала. - И кинув на меня проницательный взгляд, поинтересовалась: - Кавалера нового завела?
Я только рот открыла, не зная, что ответить. Емельянов вошёл в подъезд, поднялся на третий этаж, это заняло от силы минуту, а все вокруг уже в курсе, что он ко мне и зачем явился. Вот как такое возможно?
Я неопределённо пожала плечами и заулыбалась старательнее. А соседке, кажется, моё подтверждение и не нужно было. Она устремила свой взгляд на парочку, что шагала уже далеко впереди, и удовлетворённо кивнула.
- Правильно. Нечего страдать по всяким неблагодарным.
С этим я не согласиться никак не могла, поэтому с готовностью отозвалась:
- Я тоже так думаю.
- Ты, главное, смотри, чтобы не жулик. А то вынесет всё из квартиры, упаси Господь. Вон у знакомой моей случай был...
Пока я переваривала услышанное, тётя Нина пустилась в пространные объяснения непростой ситуации в личной жизни незнакомого для меня человека, говорила поучительным тоном, и я лишь вздохнула с облегчением, оказавшись у входа в супермаркет. Удалось сбежать. Это даже хуже нравоучения со стороны родителей, с теми я хотя бы спорить могу, а с чужими людьми воспитание не позволяет. Домой я вернулась взбудораженная. Прогулочка вышла та ещё. Прошла сразу на кухню, вынула из пакета коробку молока, остановилась, раздумывая, а потом усмехнулась. А ещё говорят, что отзывчивых людей в мире не осталось! По мне, так от них деваться некуда.
За время моего отсутствия Сашка и не подумал проснуться. Когда я в спальню вошла, он спал, уткнувшись лицом в мою подушку, и его даже яркий солнечный свет не беспокоил, проникавший через неплотно задёрнутые ночные шторы и щедро заливавший постель. Я помедлила немного, разглядывая Емельянова, почувствовала настоятельную потребность прилечь рядом с ним, и сама над собой посмеялась. Внутри такое томление, сильное и огромное, заполнявшее каждый уголочек моего существа, что, кажется, для воздуха места не осталось. Сделаешь вдох и задохнёшься, честное слово. Я не удержалась, на край постели присела, и потянулась к Сашке. Рукой по его плечу провела, потом по груди, погладила, затем пальцем провела по его колючему подбородку.
- Саша, - почти пропела я, хотя и знала, что Емельянов и ухом не поведёт. Чтобы разбудить его, ему на ухо надо рявкнуть, вот тогда он вскочит, как солдат, сонно тараща глаза, но изо всех сил изображая бодрость и готовность к свершениям. А петь и шептать - это лишь дразнить его. Или себя. - Саш, - повторила я, когда Емельянов, как я и думала, не пошевелился и, вообще, бровью не повёл. Я наклонилась и губами к его плечу прижалась. А после уже довольно ощутимо потрясла его за это самое плечо и громко проговорила: - Просыпайся.
Он нехотя на спину перевернулся, руки в стороны раскинул, помедлил, после чего осторожно приоткрыл глаза. Прищурился, а потом сонно заморгал.
- Переведи часы назад, - попросил он хрипло.
Я улыбнулась и с сожалением покачала головой.
- Не поможет.
Емельянов с хрустом потянулся, одеяло поползло вниз, обнажая живот, я, признаться, засмотрелась, сама же себя одёрнула и поспешила с кровати подняться.
- Вставай. У тебя встреча, ты помнишь?
Сашка не ответил, вместо этого почесал подбородок и сообщил:
- Мне хорошо спалось на новом месте.
- Рада за тебя.
Настроение быстро исправилось. Я порхала по кухне, прислушиваясь к мужскому голосу, к звукам шагов, к шуму льющейся в душе воды, и, признаться, сама себе завидовала. Немножко. Не в том смысле, что Емельянов сам по себе был - ах и ох, образчиком мужской особи (с его характером и с нашим везением, как говорится), я просто радовалась переменам в моей жизни. Ещё совсем недавно, вернувшись из Испании, я тосковала, сидя на этой самой кухне, думая о том, что зачахну, в конце концов, в этой квартире в одиночестве, и замуж меня никто никогда не возьмёт, и вот посмотрите на меня сейчас. Соседки уже всё заметили, задают пикантные вопросы, Вовка оборачивается на меня и смотрит со значением, не смотря на то, что жена рядом с ним идет и под руку держит, а я готовлю завтрак для "ах и ох", и чувствую себя особенной. И непросто особенной, а красивой, удачливой и уверенной в себе. Жалко только, обсудить и похвастаться не перед кем. Или Ленке позвонить, признаться и поразить её своими новостями? Это будет приятно, что скрывать.